месяц луны, 502 — месяц ласточки, 502

глава I завершена

От глаз многих зевак и искренне интересующихся, не укрылось, что 15 дня ветров Озанн Демирель и Ронан Лигарий — Правая и Левая головы Коллегии Исследователей — были приглашены на соборную площадь Дагорта и, по всей видимости, имели честь получить аудиенцию у кардинала. Содержание этой беседы, неизвестное никому кроме её участников, по сей день вызывает среди народа кривотолки: в особенности потому, что вскоре после этого, говоря от имени Церкви Семерых, кардинал объявил, что инквизиторы прекратят преследование клеймённых и мастеров рун, и будут охотиться лишь за теми, кто преступил законы королевства.

Люди стали говорить, что Коллегия предоставила Церкви неоспоримые доказательства того, что в появлении Пустоты ни клеймённые, ни их языческие боги не повинны, а значит, Церковь воспользовалась расхожей мудростью: «враг моего врага — мой друг». Так или иначе, заявление кардинала не было лишь словами: начиная с месяца ласточки, стало заметно, что инквизиция и правда заметно поумерила свой пыл в охоте на клеймённых. Их перестали казнить, найдя клеймо, а некоторых и вовсе начали отпускать на свободу, пусть и крайне неохотно (продолжая держать под наблюдением).

Вскоре стало ясно, что решение кардинала посеяло внутри Церкви зерно раздора: одни заговорили о том, что Церковь нуждается в избрании нового кардинала, другие о том, что кардинал околдован, третьи согласились с тем, что на нынешний момент Пустота — угроза большая, нежели те, кто носит клеймо. Начали поговаривать и о священной войне внутри Церкви, и о том, что кардинала поддерживает меньшинство, а оттого его поражение предрешено задолго до начала открытой конфронтации.

Ранее почитаемый и народом, и служителями Церкви, кардинал разом растерял эту единогласную любовь — а на чёрном рынке пошли слухи, что находятся люди, жаждущие не его смещения с высокого поста, а его незамедлительной кончины. А если это и правда так, то Тёмное братство рано или поздно откликнется на зов.

Все эти известия отчасти затмили новости, пришедшие из Червы, деревеньки близ Бронзовых крон. По большей части новости эти принялся раздувать барон Орза. Всем, кто хотел слушать, он говорил, что корона обещала ему вернуть дочь в целости и сохранности, но его дочь — по официальному заявлению, что ему было дано — так и не была найдена. Ходят слухи, что барон Орза потребовал у Тристана Хогга компенсации, и что именно он положил начало череде омерзительных сплетен о доме Маттер.

Но он то был или нет, люди всё равно начали бы обсуждать произошедшее — уже очень много лет не случалось такого, чтобы королевских гвардейцев отстраняли от службы на неопределённый срок. Большинство знатных домов Запада посчитало это достойным порицания, и даже несмотря на то, что Криус и Кронос Маттер, поступив на службу королю, отреклись от титулов и имущества, репутации их дома был нанесён огромный ущерб.

Коснулось произошедшее в Черве и дома Ренквистов. Неизвестно, приложил ли кардинал руку к тому, чтобы об этом не шептались, но через какое-то время люди словно бы забыли, что в Черве помимо близнецов Маттеров присутствовал и Таддэус Ренквист. Зато люди стали замечать то, что его всюду сопровождает инквизитор III ступени. За этими наблюдениями сразу же последовали выводы: многие решили, что Ренквисты отныне, должно быть, имеют тесные связи с Церковью. Стремясь угодить Церкви, некоторые дома Запада начали робко пытаться угодить и дому Ренквистов: заключить с ними союз, наладить поставки, улучшить отношения.

Никто, впрочем, так толком и не понял, что в Черве произошло — в скором времени инквизиция направила в те места такое множество людей, что даже самому скудоумному стало понятно, что речь шла о ереси. Сразу после этого к расследованию привлекли и Коллегию Исследователей, и тогда знать потеряла к этому происшествию интерес — или, хотя бы, создала видимость его отсутствия — потому как никому не хотелось нажить себе лишних проблем.

В конце концов стало известно, что над расследованием в Черве поставлен Квинт Лигарий — брат Правой головы Коллегии. Но даже в самой Коллегии мало кто мог бы с уверенностью сказать, чем именно тот занимается в Черве — это, как говорят, и разрушило взаимоотношения между братьями Лигариями. Большинство заявило, что в Ронане Лигарии заговорили ревность и гордыня — что он был оскорблён тем, что главой исследователей не был назначен он сам. Так ли это — никто не скажет, но Ронан Лигарий почти перестал покидать свой кабинет и начал воздерживаться от любых встреч и аудиенций.

Вскоре после этих событий пришли и новые известия, на этот раз — с Севера. Если верить слухам, основанным на скомканных донесениях, несколько деревень на Севере опустело: люди исчезли бесследно, а расследование не дало никаких результатов. Чтобы не допустить подобного снова, Атернии прибегли к беспрецедентной мере — патрулирование территории всего северного герцогства было поручено Всадникам Соларина. В последний раз Всадники Соларина покидали горный хребет лишь во время войны, а потому — люди начали болтать о том, что война действительно стоит на пороге.

Старательно замолчали и то, что в Черве погибло немало гвардейцев, и то, что инквизиция лишилась одного из своих людей, и то, что был предан смерти и огню едва ли не самый известный член гильдии бойцов — Оберон Фае. Замалчивание не остановило распространение слухов, но на фоне всех прочих новостей эти смерти почти остались без внимания — если не считать того, что семьи убитых затаили обиду и на гвардию, и на инквизицию.

ОБЕРОН ФАЕплоть и метаморфозы

Люди здесь верили, что вечернее небо одевается в алые одежды, когда арену поят кровью: через окно, что не больше кошачьей головы, в его камеру проникали редкие солнечные лучи. Они оставляли кровавые мазки света на камнях и бликами скакали по железным прутьям. Даже отсюда — из грязных бараков, что звали «ямой» — он слышал, как пьянчуги горланили песни, восхваляющие прежних героев арены. Они пели о Карнмахе Великодушном, о Гильде Рыжее Копьё и о Замме Тихом — о людях, что некогда завоевали свободу, проливая кровь на песке.

Но в этих песнях не было ни слова о погибших: разорванных, растерзанных и скормленных тварям на потеху толпе.

Раньше эта мысль горячила его кровь, теперь же в нём кипела усталость. Крики снаружи становились всё тише, а оттого делались громче прерывистое дыхание, болезненные стоны, доносящиеся из дальних камер и его собственные мысли. Ему было хорошо известно, каковы ставки на следующий бой: двадцать семь к трём — не в его пользу, как того и следовало ожидать.

Гневный скрип металлической двери, что отсекала бараки от лазарета, оборвал слабые звуки жизни, что доносились из камер. Раненые и умирающие, бодрствующие и стенающие — все они притаились в ожидании беды. Когда эта дверь открывалась, кого-то забирали: и далеко не каждый возвращался обратно.

Сначала — он почувствовал запах масла из молодой оливы, а затем — увидел её. Пляшущие на стенах вечерние тени глодали её лицо, по груди струились чёрные кудри. Она была почти нагой, но ни один мужчина в Ахоре не посмел бы тронуть её без дозволения.

— Пифия, — он преклонил голову, как то было заведено. Он увидел, как алчно дёрнулись её губы, когда она приветствовала его в ответ.

— Тот, кто умрёт, — улыбнулась она. Он подумал, что Пифии, должно быть, были известны ставки, что делали на его завтрашний бой и решил смолчать. От бесчисленного множества мужчин, прошедших через эти бараки, он слышал, что за спор с Пифией можно лишиться языка, — Ты знаешь, что ждёт тебя на рассвете?

— Знаю, — ответил он, скупясь на слова как скряга-купец на золото. Пифия приподняла бровь, явно ожидая продолжения и ещё на шаг приблизилась к его камере, — Это будет мой последний бой.

— Так и есть, — Пифия обняла один из прутьев ладонью. Её гладкое тело прильнуло к металлу, алые мазки заходящего солнца коснулись её тёмной кожи, выкрашивая её медью, — Хотя кто-то говорит, что то не бой, а бойня. А другие уверяют, что казнь.

Он не знал, что ей ответить. В одно мгновение его одолела жажда крови — та, которой научила его арена — и он подумал, что свернул бы Пифии шею, если бы она хоть на несколько секунд отворила дверь его камеры.

— Если такова воля Богов, — изрыгнул он слова будто ругательство. Здесь часто молились Богам: до того как приходило время выходить на арену и после. Но мало кто из этих бедолаг понимал, что Боги здесь были совсем иные: люди, что забивали трибуны и господа, что занимали роскошное ложе. Они решали — кому жить, а кому умереть.

— Ты никогда не любил Богов, ведь так? — рассмеялась она, упираясь виском в металлический прут, — Но они любят тебя. Она любит тебя.

Он недоверчиво вздел верхнюю губу, а Пифия продолжила. Её голос странным образом обволакивал его. Он чувствовал...вожделение. И незримую удавку, что она затягивала на его шее.

— Богам не нужна взаимность, — шептала Пифия, — Но преданность они ценят по-прежнему высоко. Сегодня я окажу тебе великую честь, раб. Наполни меня, и я обращу к Ней мольбы.

— И Она поможет мне выжить?

Лицо Пифии исказилось — черты её заострились, губы изогнулись в оскале. Всякий, кто попадал сюда — хотел жить. И она это знала.

— Она наречёт тебя своей Плотью, — зашептала Пифия горячечно. Он видел как прутья впились в её грудь, как блестели на коже мелкие бусины пота, чувствовал её запах. Он вдруг понял, что хотел её так сильно, что готов был разменять жизнь на то, чтобы провести с ней ночь. И эта немыслимая, неестественная жажда отрезвила его, словно он разгадал чужие чары и теперь они больше не имели над ним никакой власти.

— Сражаться ради того, чтобы обменять одно рабство на другое? — зарокотал он, взглядом провожая диск алого солнца, прячущегося за горизонт, — Уходи, Пифия. И не возвращайся.

[html]<theme class="two"><theme_title>

пророческие сны

</theme_title><theme_text>

Каждый провидец однажды встречается с кошмаром, имя которому — будущее. Это видение мутно, подобно предрассветной дымке. В нём — чёрное небо касается пиков Солариновых гор. В нём заснеженные склоны покрыты странными фигурами. В этом видении вы подходите ближе, словно бы подлетаете, ведомые ветром и с ужасом понимаете, что то, что вы изначально приняли за причудливые изваяния — это трупы полярных сов, служащих символом дома Атерниев. Вы поднимаете голову и замечаете среди бездыханных туш женщину, лицо которой покрыто чёрной дымчатой маской. А затем — просыпаетесь.

</theme_txt></theme>[/html]

Будто мало было трагедии в Черве — произошла оная и в Ордине, центральном городе маркизата Квислингов. В 25 день ветров в Ордин, а точнее — в поместье вдовствующей графини Бернадетт, съехалось немало ценителей искусства. По сложившейся за последние годы традиции, в поместье графини устраивалась экклесия: приглашённые гости должны были обсуждать последние веяния моды в искусстве, делиться впечатлениями, пить дорогое вино, слагать стихи и наслаждаться музыкой. Но стоило мероприятию начаться, как второй этаж поместья загорелся.

По официальной версии, в которую были посвящены все родственники погибших и пропавших без вести — именно этот пожар стал причиной гибели более чем сотни человек. Но слухи держать в узде невозможно и вскоре после происшествия люди заговорили о том, что пожар — дело рук еретиков; и о том, что дом Квислингов никак не мог не знать, что еретики так открыто орудуют на их землях. За исключением Инквизиции и тех, кто пережил ночь в поместье, никто не знал ни о леди Марцелле, ни о Смерти, ни о том, что участники экклесии обратились в безобразных тварей.

Это происшествие и недосказанность, витающая вокруг него практически уничтожило репутацию дома Квислингов и заметно подпортило репутацию всех, кто тесно с ними связан. Люди тут же вспомнили и о доме Маттеров, который совсем недавно вступил с Квислингами в династический союз — многие пришли к выводу, что эти события взаимосвязаны. Со всеми, кто попал под этот репутационный удар — если не перестали вести дела, то стали сотрудничать крайне осторожно. Заговорили и о том, что семьи пострадавших собираются требовать у короны суда, а у Квислингов — платы: не то золотом, не то кровью.

Но не только на доме Квислингов отразилась эта трагедия: запятнанными оказались и Атернии, когда поползли слухи о том, что младший брат герцога, присутствовавший на экклесии, стремглав помчался из Ордина на Север и вернулся в столицу для допроса лишь по приказу инквизиции; и Пэйтоны, но лишь по той причине, что Готье Пэйтону не повезло на экклесии присутствовать. Чей-то недалёкий ум предположил, что это — свидетельство того, что Юг и Север объединяются, чтобы захватить западные земли, а злые языки тут же разнесли этот слух по округе.

Именно на фоне этих тревожных, но не слишком правдивых слухов аристократы Запада начали негласно присягать Тристану Хоггу — они вспомнили, что Тристан уже предпринял меры, чтобы ограничить власть Севера и сократил поставки пороха в столицу, сделав ставку на производство более мощного аналога. Его уговор с Курохи Ёшинобу, который прежде некоторые звали недопустимой блажью, опасаясь что поблажки, сделанные заморским торговцам и деятелям ослабят позиции торговцев местных, начали превозносить как крайне дальновидный шаг. О Тристане заговорили как об истинном короле — и громче эти разговоры стали тогда, когда поползли слухи о том, что Терренс Хогг находится на смертном одре. Кое-кто уже позабыл о том, что Терренс Хогг явил им купол — чудо Семерых. Другие всё же задались вопросом: что будет с куполом, если король умрёт?

И лишь всего двум людям — барону Диего д'Аркуру и Рему Атернию — известно, что истинной причиной, по которой в Ордине погибло столько людей была Смерть во плоти, также именуемая Неведомым. Некогда пленённая, она отчаянно жаждала выбраться и отомстить тому, кто её пленил — Разуму, которого люди привыкли звать Мнимым. Всех, до кого смогла дотянуться, Смерть обратила людей в чудовищ, носящих вороньи головы. Смерть лишила их самой способности мыслить — а для Разума не придумать большего оскорбления.

Но преданная людьми в очередной раз, Смерть в конце концов была поглощена. И пусть никто, даже сама Церковь, не знает о том, что её возлюбленного Неведомого больше не существует, мир остро ощутил на себе перемены.

[html]<theme class="one"><theme_title>

мертвецы

</theme_title><theme_text>

Что за удивительный парадокс: Смерть, что также именуют Неведомым — мертва. Знали бы только люди, сколько боли и бед та могла принести этому миру, если бы ей удалось сбросить оковы, некогда наложенные Мнимым. Но теперь — отныне и навсегда, сила смерти соединилась с силой разума. И мёртвые отныне ходят среди живых.<br><br>

Мертвецы — неупокоенные души, сохранившие личность, внешность и часть воспоминаний, что имели при жизни. Они крайне редко помнят о том, что умерли и, как правило, привязаны к какому-то определённому месту. Однако это не значит, что мертвец будет находиться в этом месте постоянно — он появляется время от времени, а затем исчезает (на несколько часов или на несколько дней, и явно не контролирует этот процесс сам). В момент, когда мертвец появляется — его видит каждый, кто окажется рядом. Несмотря на то, что до мертвеца можно дотронуться, им невозможно навредить физическим или ментальным путём (ни одна ментальная способность, не связанная со спиритизмом или изгнанием мёртвых не действует на них, а также им не навредят никакие церковные ритуалы или реликвии), поскольку любые оставленные повреждения через короткий промежуток времени исчезают. Но сами мертвецы могут взаимодействовать с физическими объектами и даже убить человека, если того захотят (разумеется, не силой мысли, а совершенно обычным путём — ударить ножом, свернуть шею и так далее). Мертвецы не обладают никакими сверхъестественными силами, появившись, они — всё равно что люди, которых разве что толком не убить. Некоторые мертвецы одержимы тем, чтобы помогать окружающим, другие же, зловредные, заманивают, чтобы навредить. Тела мертвецов необычайно холодны. Судя по всему, мертвецами не становятся те, кого поглотила Пустота.

</theme_txt></theme>[/html]

Мало кто свяжет эти события с тем, что с тех пор, как закончился приём, те, кого заклеймил Мнимый, получили шанс восстать из мёртвых, всего один раз, но даже воскреснуть один раз для человека — роскошь большая, чем та, на которую он может рассчитывать.

Начиная с 5 дня ласточки по Черному рынку, а от него и дальше по Дагорту начинают расползаться слухи — кто-то смог создать гомункула. И теперь плод запретной алхимии является желанным ингредиентом для каждого.

Мало кто знает, что начало этим слухам положили события, развернувшиеся 21 дня Ветров в деревне Верхние Пределы. Деревня, что до того была известна за свою близость к Соляным Холмам да болотами, богатыми редкими ингредиентами.

В деревне пропало несколько жителей: Гидеон, известный в прошлом алхимик, и брат Берг, местный священник. После их пропажи начали твориться странности: то скот найдут разодранным, то вой незнакомый твари с болот раздается. Просьба о помощи была направлена и Церкви, и Коллегии, и Гильдии Бойцов. Любому обывателю представители всех трех организаций с готовностью подтвердят, что деревеньку благополучно спасли от шриксара, паразитирующего на теле скарна.

Правда гораздо более неудобна и неприятна: в деревни были созданы гомункулы, искусственные существа из трактатов, запрещенных Церковью. Лица, которых можно было бы привлечь к ответственности — пропали вместе со всеми записями. Прибывшие на место люди были введены в заблуждение неизвестными, что существенно нарушило ход расследования, разделив представителей Коллегии и Инквизиции.

Головам Коллегии, а также Брутусу Самеди и Лайонелу Тишу, известно, что старым алхимиком были проведены эксперименты по созданию гомункулов. Благодаря их прямому столкновению удалось захватить живого гомункула для дальнейших исследований. К сожалению, существо признали нестабильным и неудачным, и оно не смогло прожить больше 3 дней. Тем не менее, этого времени хватило, чтобы провести ряд экспериментов и заготовить из них образцы для дальнейшего изучения. Представители Коллегии сотрудничают с Церковью и делятся с ними результатами. Левой Голове Коллегии известно, что в деле были замешаны другие участники.

В то же время Церковь столкнулась с рядом внутренних расследований, направленных на выявлении священников, нарушивших запрет. Доподлинно не удалось выяснить, кто именно стоял за братом Бергом и кто мог спонсировать незаконные исследования. 22 дня Ветров было подтверждено исчезновение некоторых священников, в том числе брата Лусио — молодого капеллана, известного в церкви Мориона за свою преданность вере и порядочность.

Гильдия Бойцов смогла предоставить Инквизиции доказательства того, что их наемник действительно брал поручение в Верхних Пределах, но был вынужден отступить, получив серьезные ранения. К сожалению, Инквизицией до сих пор не установлено местонахождение Игниса, но она продолжает его искать.

Инквизиции неизвестно, что Лесли Мар и Морис Ветинари также принимали участие в расследовании. Ни Инквизиции, ни Коллегии не известно, что Игнис вышел на связь с Морисом, и передал  ему ингредиенты, извлеченные из гомункула.

прочие новости, 502 г. п.з.

19 дня луны Райнер Рыжая Грива, до этого дня представлявший интересы Пэйтонов на Малом совете — был снят со своей должности и вернулся обратно на юг. На его место был назначен Ганнибал Пэйтон.

13 дня ласточки бесследно исчезла Реин Пэйтон — мать Готье Пэйтона. Любые попытки отыскать её потерпели неудачу. В последний раз её видели в её покоях, наутро же 13 дня слуги обнаружили, что покои пусты: не нашлось ни следов борьбы, ни намёков на то, куда бы Реин Пэйтон могла уйти по собственной воле.

29 дня ласточки всё королевство облачилось в траур. Королева — Сибилл Хогг (в девичестве — Фернан) — умерла. Согласно версии, что была представлена народу, Сибилл Хогг переборщила с лекарствами, что выписал ей королевский врач, но слухи поползли самые разные. Одни начали утверждать, что королеву отравила принцесса, другие — что сделали это её собственные сёстры. Королевский врач, допустивший подобную трагедию был казнён.

рекомендуемый порядок прочтения:
I. 15, месяц ветров — распускается ночь; — завершен
[indent]Озанн Демирель и Ронан Лигарий узнают от кардинала, что Пустота действует на клеймённых губительно, что позволяет отмести подозрения о том, что клеймённые и языческие боги наслали на её на этот мир.

VI. 17, месяц ветров — границы невежества; — завершен
[indent]Тристану Хоггу и Клайву Кормаку (главе тайной канцелярии) становится известно, что король находится при смерти. И хуже того — на его теле они обнаруживают клеймо.

V. 9, месяц луны — разломы памяти; — в процессе
[indent]Прорицательница из далёких краёв ищет способ предотвратить то, что должно случиться в будущем — она убеждена, что в Бронзовом лесу должна произойти или уже произошла какая-то трагедия.

III. 20, месяц ветров — десять бабочек; — завершен
[indent]Хорошо подготовленный отряд отправляется в Бронзовый лес для убийства виверны, терроризирующей окрестности и поиска пропавшей аристократки. Они становятся свидетелями «выплеска Пустоты» под куполом и немалого количества смертей.

III-I. 24, месяц ласточки — то, что кануло в небытие; — в процессе
[indent]В поисках ответов, выжившие после произошедшего в Бронзовом лесу отправляются в Коллегию Исследователей.

месяц луны, 502 — веретено; — завершен
[indent]Мальчик с Севера встречает таинственную женщину, которая отзывается о Семерых так, словно сама является одной из них.

II. 25, месяц ветров — общество мёртвых поэтов; — завершен
[indent]Во время экклесии происходит пожар, а её участники становятся свидетелями противоестественных явлений. В этот день Смерть перестаёт существовать как божество.

IV. 21, месяц ветров — через вязкое зеркало; — завершен
[indent]Для расследования загадочных происшествий в северной деревне Верхние Пределы были отправлены представители Церкви, Коллегии и Гильдии, однако вместо диких тварей им пришлось столкнуться с созданием, рождённым из запрещённой алхимии — на Дагорте вновь заговорили о гомункулах.[hideprofile]